26.08.21

Совладелица строительной Группы компаний «ГЕОИЗОЛ» – королева петербургской стройки. В ее истории есть всё: работа на кафедре в СПбГАСУ, возведение «Лахта-Центра», вантового моста, ЗСД, а еще реставрация полусотни музеев города.

С Еленой Лашковой поговорила архитектурный критик Мария Элькина.
–Вы говорили в предыдущих интервью, что вам повезло заниматься делом своей мечты. В России все, что связано с инженерией и стройкой, принято называть «неженскими» профессиями. Как получилось, что это оказалось вашей мечтой?
–Во-первых, я не считаю, что это «неженская» профессия, у нас в офисе большинство сотрудников — женщины. Для меня лично выбор профессии был естественным: бабушка с дедушкой — геологи, мама с папой — геологи,
и я пошла на инженерную геологию — и романтично, и практично. Так я оказалась на стройке.
–Каких качеств ваша профессия требует от человека?
Мы не про профессию строителя говорим или инженера, моя профессия сейчас — руководитель. Что такое руководитель? Это прежде всего управленческие навыки и хорошо развитая эмпатия. Все остальное можно добрать, но умение собрать коллектив, который ты любишь и который любит свою работу, — это основное.
Я начинала в 1990-е годы, и в то время любое дело было «неженским»: какой бы бизнес ты ни открывала, ковровая дорожка перед тобой не выстилалась. И сегодня руководитель в сфере строительства — очень жесткая профессия. Я могу сколько угодно говорить, что «ты всегда такая мама всем», но, когда у тебя полторы тысячи человек работают, твое основное качество — умение держать удар.
–Приходилось вам сталкиваться с профессиональным шовинизмом?
–Я его не замечаю. Может, за спиной что-то и говорят…
– Есть мнение, что Россия — страна плохих инженеров, и ему на бытовом уровне можно найти массу подтверждений. Сегодня это миф или правда?
– Это не миф. Талантливые инженеры у нас есть, но есть и дилетанты. Это компенсируется огромной энергией
и вовлеченностью, но хорошее образование еще никому не мешало. У нас когда-то было блестящее образование, инженерное и математическое, сейчас его качество планомерно падает. Наверное, частично проблема заключается в системе образования, а частично в том, что на волне перестройки все перемешалось. Энергичные люди идут туда, где есть деньги, поэтому непрофессионалов можно встретить в разных отраслях. Да, постепенно они вымываются, но это процесс небыстрый.
–Как вам удалось достичь несомненно признаваемого уровня профессионализма в своей компании?
– Мы работаем очень давно, и то, что мы сохранили компанию и сохранили людей, очень важно, потому что люди со временем набирают компетенции. К тому же я всегда смотрела сначала на то, как сделать дело, а потом — как на этом заработать. Это привело к определенным сложностям: к сожалению, я не стала из профессиональной геотехнической компании инвестором-застройщиком, у меня нет такого капитала, чтобы инвестировать в проекты. Мы зарабатываем профессионализмом, а не финансовыми инструментами.
– Что нужно сделать, чтобы на уровне России, ну, или хотя бы Петербурга инженерия заработала лучше? Повысить уровень экспертизы?
– У нас высокий уровень экспертизы. Первое, что нам нужно, — это улучшить, а точнее, просто не ухудшить качество образования. Второе — дать молодым людям учиться за границей, наладить обмен. Мы не можем жить в своей консервной банке: мы должны видеть, что происходит в других странах, обмениваться опытом. Если мы замкнемся, развития не будет. Это касается и инженерии, и архитектуры. Для понимания, какие материалы
и технологии сейчас используются, какие новации обсуждаются, важно быть частью международного профессионального сообщества. Наконец, я бы еще сказала, что развитие зависит не только от денег, но и от идей — у города должна быть некая понятная стратегия.
– В Петербурге иногда мелькают идеи разной степени амбициозности — отправить машины, которые сейчас несутся по набережным Невы, в тоннель, или, скромнее, сделать подземную парковку под Марсовым полем. Одновременно раздаются голоса, которые говорят, что у нас особенно плохие грунты, и все наше наследие немедленно рухнет, как только мы начнем строить под землей.
– Я всячески поддерживаю идею строительства паркинга под Марсовым полем — у нас даже есть разработанный проект, а заодно проекты подземных парковок под площадью Восстания, Конюшенной
и Манежной площадями, площадью Островского. Мысль, будто наши грунты — самые сложные в мире, просто-напросто ошибочна. В Голландии, в Амстердаме грунты на порядок хуже, и там существует подземный тоннель под зданиями XVII–XIX веков, он никому не мешает. Так что отвечая на ваш вопрос — да, мы можем строить подземные пространства, и они нужны Петербургу, но для этого должна быть городская программа. Бизнес
не может заниматься этим сам по себе, я в данном случае не больше чем подрядчик.
–Тоннель под Невой — безумная идея?
–Я никогда не думала об этом специально, но я уверена, что это можно реализовать. Например, проезжая по ЗСД, большинство не задумывается, что тоннель, построенный при участии нашей компании в устье реки Смоленки, проходит под руслом самой реки.
–В Петербурге наконец-то озабоченно заговорили о состоянии исторического центра: стала осыпаться штукатурка, начали обваливаться балконы. Каков масштаб проблемы?
– Я так скажу: она обратима. Состояние не катастрофическое. Фасады не отремонтированы, фасады не моются,
у домов нет рачительных и заботливых хозяев. Есть отдельные хорошо отреставрированные здания, они почему-то быстро приходят в плачевное состояние. Но конструктивных серьезных разрушений масштабно нет.
– «Геоизол» в свое время оценивал состояние Конюшенного ведомства. Каково оно сейчас?
– Конюшенное ведомство — это моя почти личная боль. Я свою трудовую деятельность начинала в Гидропроекте, и наш отдел сидел в Конюшенной церкви. На месте алтаря, кажется, стоял бюст Ленина, мой стол находился по центру. Я однажды нашла в нем дневник человека, который работал в здании в 1930-е годы. Он, видимо, был стукачом: подробно описывал, кто с кем здоровался, кто какой анекдот рассказал. Но вот тогда Конюшенное ведомство, где были в разное время и склад, и волейбольный зал, находилось в довольно хорошем состоянии. А сейчас здание не эксплуатируется, и значит, оно разрушается. Защитники наследия, в искренность которых я иногда верю, не понимают простой вещи: зданию всегда лучше, когда у него есть хозяин и оно используется. Пустое здание превращается в руину очень быстро.
– О каких проектах «ГЕОИЗОЛа» нам стоит знать?
– Мы восстановили более 50 исторических памятников и ансамблей Петербурга: от перехода между Большим
и Малым Эрмитажем и объектов в Царском селе до Китайского дворца в Ораниенбауме. Мы, как истинные петербуржцы, с трепетом и гордостью относимся к каждому такому проекту, хотя они, к сожалению, и являются не рентабельными. Сейчас проводим инженерные изыскания в проекте «Остров фортов» в Кронштадте, а на одном из них, «Императоре Александр I» ведем противоаварийные работы, чтобы подготовить к современному использованию. Что касается "Лахта Центра", мы выполнили более трети объема свайных работ в его основание. «Геоизол», кстати, единственная российская компания, которая смогла на равных конкурировать с зарубежными фирмами, также принимавшими участие в работах.
– Говорят, что Петербург в будущем могут ждать самые разные ­катаклизмы, например, повышение уровня Мирового океана. Можем ли мы представить себе, что наш город в экстремальной ситуации выживет благодаря инженерному гению — как, не знаю, голландские города?
– Можем. Во-первых, у нас хватит знаний, чтобы предусмотреть катаклизмы. Ведь у нас много красивых
и сложных проектов уже реализовано, Западный скоростной диаметр, в котором мы принимали участие, Комплекс защитных сооружений Санкт-Петербурга от наводнений и т.д. Мы, питерские, ребята талантливые, хоть и не без снобизма. Я вообще с большой надеждой смотрю в будущее Петербурга. Я уверена, это не только вопрос финансирования, но и проявления любви и уважения к городу. В конце концов, это вопрос роли личностей
в истории.